Женщина никогда не прощает обид, просто отмщение откладывает на потом.
Так случилось с одной семейной парой, с которой как говориться брали пример. И случись вот такая закавыка. Деревня переполошилась от известия: Анфиса подала на развод. Бабы судачили, кто во что горазд. Гадали о причинах по-всякому. Предположения были разные. Казалось, чего разводится? Андрей работящий мужик, не пьет, и даже не курит. К людям всегда добродушный. Куда на помочь позовут, никогда не отказывает, в работе самый первый. И на тебе,… чем-то Анфисе не угодил, столько лет прожили.
Дочка Вера уже заневестилась. Красавица, по улице пройдет, будто солнышком осветит. А вот, поди ж ты.… Некоторые осуждали Анфису, другие жалели Андрея. Но, чужая семья потемки. А Анфиса, как жена, молодец. Андрей у ней всегда чисто одетый, наглаженный, ну, в общем, ухоженный мужик. Со свекровью вроде ладила. Скандалов как таковых не слыхали. Сама скромна, обходительна. Изба чистая, скотина гладкая. Какая муха укусила бабу, деревня не поймет. Бабы к Анфисе с расспросами, та обрывает разговоры, так и не сказала ничего путного про причину развода. Андрея пытали, тот сам не поймет. Пытался поговорить с женой, Анфиса ни в какую – развод и все. У Веры интересовались, та только плачет, говорит, маму упрашивала одуматься, а она только твердит — вырастешь, поймешь.
Прошел месяц, который дается на раздумье, поехали Анфиса с Андреем в район и привезли бумагу о расторжении брака «по причине несовместимости характеров!». Вот и вся недолга.
Дом разделили на три доли. Две доли Анфисе с дочкой достались, треть Андрею. Андрей, страх как обиделся, подарил свою долю дочери, а сам в старый родительский дом вернулся. Время пошло. Анфиса, как жила-работала, так и продолжила, а Андрей на вахты подался, говорит, не могу в деревне оставаться, где все о былом напоминает. Два месяца на Севере, месяц дома. Надумал дочке деньги выделять, жена ни в какую, от алиментов отказывается, не берет. Андрей от огорчения стал попивать. Приедет с вахты и в пьянку.
Полдеревни у него в избе табунятся, гульба идет. Уедет на вахту, все утихает, до следующего Андреева возвращения. Бабы уж к Анфисе делегацией ходили, просили, чтоб мужа утихомирила, мол, нечего мужиков спаивать. Та чуть ли не палкой со двора не погнала, кричала, что теперь Андрей ей никто и зовут его никак. Было полпечали, теперь полной бедой обернулось. Невзлюбили горемычного женщины деревенские, корень всех семейных бед увидели в нем, дескать, поит их мужей. Куда податься мужику? Продал домишко и совсем переехал на Север. Стихла деревня, улеглись страсти.
Прошло несколько лет. Дочка Вера замуж вышла за какого-то военного, тот ее увез на Камчатку. Свадьба пышная была. Андрей прослышал о замужестве дочки, целую кучу денег ей перевел, и на гулянку хватило, да на приданое тоже. Анфисе невдомек, откуда у Веры столько денег, та отбоярилась, мол, жених дал. Она успокоилась. А ведь, несмотря на запреты матери, Вера поддерживала связь с отцом. Ладно, мобильники есть. Часами беседовала с ним, все радости и горести рассказывала. Хотела на торжество пригласить, Анфиса на дыбы, несмотря на уговоры дочери,…нет и всё!
Свадьба прошла, молодые уехали в даль далекую. Осталась Анфиса одна. Потянулись однообразные дни. Пусто в доме, одиноко. Соседки заглянут иногда по бабьим делам и снова пустота. Одна радость Вера с внуком приедет летом, дом сразу оживает. Но, опять же это ненадолго, пока отпуск не закончится. Как-то раз Анфиса с Верой сидели за вечерним чаем. Внук уже спал, уложили его в комнате. Матери грустно было, утром Вера уезжала, билет уже в кармане. На Анфису накатила предотъездная тоска. Дочь, чувствуя состояние матери, успокаивала ее:
— Ладно, мама, на следующий год снова приеду, как раз, может быть, буду в декрете, Колька второго сына просит, тут в деревне и рожу. А, мам, согласна?
— Конечно, согласна, — просияла грустной улыбкой мать.
— Но это ведь на следующий год, а до этого одной сидеть в пустой избе.
— Эх, если бы папка был, — осторожно сказала Вера, ожидая реакции матери.
— Был бы, да бы мешает.
— А зачем развелась, так ведь не объяснила, сколько лет прошло?
— Эх, дочка, вроде и причина мелкая, а как кол в сердце торчит, — вдруг разоткровенничалась мать.
— Замуж за него по любви вышла. Так любила, так любила! Я ведь детдомовская, без родительской ласки выросла. А он такой добрый, с лаской во взгляде. И он мне в большой любви признавался. Кинулась как в омут. Свадьбу отыграли, да и какая там свадьба. Расписались в загсе, вечером гулянку устроили. Мужнины близкие родственники, да соседи с обоих краев. Я ведь сирота, бесприданница, родных нет, чего деньги тратить, так сказала твоя бабушка, мать Андрея. Ох, и язва была покойница. Никогда не ругалась, не бранилась, тихим голосом говорила, а так скажет, будто ножом полоснет да и солью посыплет. Все-то не по ее было, на каждом шагу шпыняла. Я уж молчу, ни слова поперек, ластилась к ней «мамочка, мамочка», а она мне в ответ, какая я тебе мамочка, зови Софьей Николаевной. Уж, как горько мне было.
Никакой помощи. Я к Андрею, он же с досадой говорил, что в бабьих страстях он не мастак, сами разберетесь, отвернется и храпит. С первого дня, никаких тебе нежностей, ни подарков, ни разговоров задушевных, свекровь все отговаривала сынка, нечего жену баловать. Дескать, чем строже с ней, тем любить сильней будет. Андрей во всем слушался маму, что скажет, то и сделает. А чтоб со мной посоветоваться или я что подскажу и на слух не принимал. «Мама сказала и все». Надоело как-то раз, ну и сказала против свекрови, так она пошла Андрею нажаловалась в три короба, он вечером при всех сказал, чтоб я уважительней относилась к его маме, и еще добавил «Жену я себе найду, а вот матери больше не будет, так что думай». Я и это проглотила, хоть и до того мне горько стало, да еще Софья Николаевна добавила, злорадный взгляд кинула на меня, будто говорила, ну что…съела? Это мне потом люди добрые сказали, оказывается, свекровь за своего Андрюшу другую девку ладила, дочь подружки, а тут я встряла, вот и мстила мне.
И это ничего, вскоре ты родилась. Хлопот прибавилось. Софья Николаевна вроде помягчела. С тобой нет-нет да посидит, пока я там домашние дела переделаю. Уж надеяться стала, может все утрясется, заживем, как люди добрые. Да не знала, что волчьи ягоды еще впереди. Надоумил меня нечистый шубу купить. Муж никогда таких подарков не сделает. На дочку денег не жалеет, а на меня ни-ни. А ведь и мне хочется нарядов, ведь еще не старая. Ну, купила, купила. Похвасталась. По деревне прошлась. Вернулась, вся такая радостная.
День хороший, зимний, морозец такой свежий. А дома свекровь на меня, куда деньги дела, что она на похороны собирала. Я сроду чужие деньги не брала. Она в голос, Андрей вернулся, та ему плакаться, дескать, полюбуйся, жена ее деньги похоронные взяла и шубу купила, бессовестная. Я окаменела, как столбом встала, так и стою, растерялась, ни слова не могу вымолвить от обиды. Муж ко мне, это правда, а я молчу. Свекровь его подначивает, она,… это она, видишь, молчит, сказать нечего, воровка. Тут чего никогда не прощу, Андрей ударил меня по щеке, и сказал, чтоб я шубу сдала обратно в магазин, а деньги его маме вернула.
Такого предательства я от него не ожидала. Родную жену воровкой посчитать. С того дня и прошла моя любовь к нему, ради тебя Вера осталась. Куда денусь с тобой, угла нет приткнутся, ни друзей, ни родни. Всю ночь проплакала в бане. Там и уснула. Наутро просыпаюсь от голоса свекрови, та пришла меня будить: «Чего в бане ночуешь, как бродяжка, или в избе места нет, а деньги нашлись, просто перепрятала, да забыла куда, оказывается, завалились с наволочки за кровать и не видать их, пошарилась, а вот они. Ну, слава Богу, давай мужа корми, ему на работу». Хоть бы извинилась. Андрей за завтраком прощения просил, да я все отмалчивалась. Вот воткнулся нож в сердце и ворочается от каждого его слова.
Ну, надо, дальше жить. Вроде простила умом, а сердце плачет. Вскоре свекровь занемогла. Быстро ее болезнь скрутила. Полгода не прошло, снесли на погост. Что греха таить, обрадовалась я ее смерти. Думала, что без нее Андрей хозяином почувствует себя. Да только ошиблась я. Стало еще хуже. Чтобы я не делала, он посмотрит и говорит «Мама не одобрила бы это», «Мама так не сделала бы», ну в общем, во всем свою маму в пример ставил. Ну, совсем никакого прохода не стало. «Да провались, ты все на свете. Нет моей моченьки. Нет мужика и этот не мужик. Никак из маменького возраста не выйдет». И подала на развод. Остальное знаешь. Никому не говорила дочка, одной тебе открылась. И ты помалкивай, нечего другим наши семейные дела полоскать. Ну, давай спать, завтра рано вставать.
— А если бы папа вернулся, приняла бы обратно?
— Нет, дочка, — подумав, ответила Анфиса.
— Единожды предавший,…!
— А ведь он просил меня поинтересоваться может, удастся склеить разбитую чашку?
— Нет, порванную веревку, сколько не вяжи, все равно узел будет, так и передай ему.
— Ой, мама, боюсь за тебя, оставлять боюсь, а вдруг что,…а я на другом конце света.
— Ничего, дочка, я еще проскриплю. Ну, давай ложись и гаси свет.
Ночь прошла быстро. Утром Анфиса проводила дочку, всплакнула на прощание. Повернулась и пошла по домашним делам.
Н-да, женщина может простить многое, но предательства…никогда.
Источник: happy-day.org.in
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями на Facebook:
